Убийство высокого ранга. Кто бросил бомбу в симбирского губернатора?

Краеведы утверждают, что это убийство - единственное, оставшееся нераскрытым из всей волны прокатившихся по России в начале XX в. покушений на министров, губернаторов, полицмейстеров и прочих чиновников высокого ранга.

Красный террор

На исходе первой русской революции, 4 октября (а по старому стилю - 21 сентября) 1906 года эсер-террорист бросил бомбу под ноги симбирскому губернатору. Генерал-майор Константин Сократович Старынкевич к этому роковому для себя дню чуть более двух месяцев возглавлял губернию. Его предшественник, князь Лев Владимирович Яшвиль, не смог эффективно противостоять бунтам, «экспроприациям» и терактам, и министр внутренних дел Пётр Столыпин решил заменить его на бывшего начальника Харьковской губернии, имеющего богатый опыт борьбы с революционной крамолой.

Впрочем, показать себя беспощадным карателем в Симбирской губернии Константин Сократович так и не успел, всё закончилось чередой грозных циркуляров, воплощать в жизнь которые пришлось уже его преемнику.

На боевом посту

Вступив в должность симбирского губернатора в столь непростое время, генерал Старынкевич хорошо понимал, какой опасности себя подвергает:  «Теперь пост губернатора боевой, а на боевом посту стоять - это честь, которой добиваются порядочные люди. Охранить себя от бомбы или пули невозможно. Немыслимо отделить себя от людей непроницаемой стеной, не может губернатор сидеть безвыходно в своём кабинете», - говорил новый глава губернии в интервью газете «Новое время» 12 августа (30 июля по ст. ст.) 1906 года. И, как говорится, как в воду глядел.

Началось с «психической атаки»: эсеры отправили генералу посылку с белым саваном. А 4 октября (21 сентября) около трёх часов дня возле входа в Губернское присутствие (ныне – Дворец книги – ред.) летучий отряд эсеров произвёл покушение на Старынкевича. Смертельно раненый генерал сам успел рассказать, как это было. 

С его слов было записано: «Когда я сегодня шёл из своего казенного дома в Губернское присутствие, то заметил, что… меня догоняет, направляясь мне наперерез, неизвестный мне довольно молодой человек, одетый в тёмное, со светло-русыми волосами… также светло-русой бородой и небольшими усами; лицо у него было нерусского типа, неинтеллигентное и очень злое; на мой взгляд, он был выше среднего роста. Когда я вступил на тротуар перед крыльцом в Присутствие, неизвестный взбежал с улицы также на тротуар… и, находясь в шагах десяти от меня, бросил мне под ноги бомбу; раздался взрыв, дым которого, так он произошёл близко от меня, сфотографировался у меня в глазах. Раненный этим взрывом я упал. Я настолько хорошо заметил лицо преступника, что при предъявлении его мне признаю». 

Идентифицировать преступника с каким-либо изображением пострадавший не успел. 6 октября (23 сентября) в два часа дня в возрасте 48 лет он скончался от заражения крови. Вдова увезла тело в столицу и похоронила в Александро-Невской лавре. На здании Дворянского собрания (где располагалось и Губернское присутствие) была установлена соответствующая мемориальная табличка, уничтоженная после 1917 года.

Безоружный городовой

Важную роль в организации теракта сыграл некто П.Н. Пятницкий, который, по словам ульяновского краеведа Ивана Сивопляса, служил в Губернском присутствии и был в курсе распорядка дня и перемещений Старынкевича по городу. Согласно исследованиям ульяновских историков, к совершению теракта имела отношение боевая дружина из Алатырского уезда. Симбирские эсеры сами не смогли сделать бомбу. Техническую подготовку осуществляли уроженец Карсунского уезда Симбирской губернии казанский боевик Михаил Зефиров, изготовивший взрывное устройство в динамитной лаборатории в Казани, и его сожительница – молодая эсерка по имени Роза, которая и привезла «адскую машину» в Симбирск (в августе при испытании бомбы в Симбирске Роза погибла). Позже при изготовлении очередной бомбы погиб и сам Зефиров.

В местном краеведении принято ссылаться на воспоминания ветерана революции, рассказавшего в 1923 году, что бомбу в губернатора якобы метнул сам мастер «адских машин» Михаил Зефиров. Но это маловероятно, поскольку эсеры предпочитали не рисковать такими уникальными специалистами. 

Полиция не смогла оперативно отреагировать на теракт. Хотя Константин Старынкевич и призван был «закрутить гайки» в губернии, но не смог даже должным образом организовать собственную безопасность. Городовой Лачихин стоял на посту у губернаторской резиденции, как оказалось, даже без огнестрельного оружия. Сам он тоже был оглушён взрывом. Террористы, которых, по показаниям свидетелей, было двое,  беспрепятственно бежали через сад на Венце. На месте происшествия оказались брошенными два револьвера, один из которых был заряжен семью пулями. Прочёсывание сада войсками ничего не дало. Опрошенные свидетели показали, что бомбу бросал высокий усатый брюнет с еврейским или южным типом лица. Его товарищ, прикрывавший отход бомбиста выстрелами, был среднего телосложения с маленькими беловатыми усиками. Схваченные в скором времени один за другим «неблагонадёжные» с характерными ранами от взрыва, предъявляли алиби, которые впоследствии подтверждались. Эти люди действительно оказались связаны с террором и бомбами, но никак не могли быть замешаны в этом конкретном преступлении.

Остаётся загадкой

Архивист Антон Шабалкин приводит интересные факты, как в эти дни некоторые симбиряне сводили друг с другом счёты с помощью ложных доносов в полицию. 15-летняя проститутка Ванда Пиварская спьяну наплела, что губернатора укокошил её отец — землемер. Просто решила насолить папаше за какие-то семейные обиды… Оговор не подтвердился. «Кандидаты» в убийцы предлагались жандармам и по прошествии многих лет после происшествия. В ноябре 1912 года некая Наталья Крайкова донесла самарским жандармам на бросившего её сожителя, 39-летнего крестьянина, уроженца Чердаклов Петра Емельяновича Поддубского. Якобы именно он, приклеив усы, швырнул бомбу в губернатора, убежал в Карамзинский сад и, быстро изменив внешность, вернулся на место преступления. Поддубского арестовали, но навет не подтвердился. Ранее, в 1910 году, сами жандармы объявили виновным в этом громком убийстве повешенного ещё в декабре 1907 года за другие террористические «подвиги» и попытку вооружённого побега из тюрьмы эсера Александра Заваляева. Впрочем, эту версию находят правдоподобной и многие современные исследователи, в частности, ульяновский краевед Валерий Кузнецов. О том, что бомбометателем, действительно, мог быть Заваляев, говорит и сотрудник Музея-заповедника «Родина В.И. Ленина» Иван Сивопляс.

Кстати, братское захоронение семерых повешенных эсеров, среди которых был и Александр Заваляев, расположено на старом кладбище на улице Карла Маркса. Сюда их тела перенесли единомышленники из первоначального захоронения в овраге на краю города уже после революции. Недалеко отсюда находится и могила Пятницкого, сообщавшего бомбистам о графике работы Старынкевича.

Впрочем, есть и другие версии. Среди возможных убийц даже значился видный местный социал-демократ Валентин Рябиков, в честь которого названа улица в Засвияжском районе. И если до революции «претенденты» на эту роль тщательно скрывались и предпочитали признаваться в менее значительных преступлениях, лишь бы не заработать верную виселицу за убийство губернатора, то после 1917 года любой был рад приписать себе такую «заслугу». Но никто из желающих записать себя или своих друзей в убийцы губернатора так и не смог предъявить никаких тому убедительных доказательств. Дело осталось нераскрытым.